Поиск
Каждая такая история – еще один шаг к победе в борьбе с фальсификацией событий Второй мировой войны. До сих пор многие операции, проведенные военными контрразведчиками, хранятся под грифом «Совершенно секретно».
«Вы вернетесь в этот город победителями!»
Судьба полковника в отставке Алексея Арсентьевича Кочурина полна интересных поворотов. Он отдал треть своей жизни служению Отечеству. Были успехи, были потери, но он остался несломленным, взлеты и падения стали частью его неповторимой жизненной истории.
Алексей Арсентьевич Кочурин родился 30 мая 1922 года в селе Харловском Ирбитского района Свердловской области. Семья была большая, четверо детей. Война началась, когда Алексей, сдав выпускные экзамены в Ирбитском агрозоотехникуме, ждал вручения аттестатов. Часть его сокурсников война быстро определила: одних призвали на военную службу, а еще пятеро уехали в Ленинград для поступления в Ветеринарную военную академию. Ввиду близорукости Кочурину отказали в поступлении в военное училище, и он был распределен в осуществлявший поставку продовольствия для нужд войск Ницинский мясомолочный совхоз на должность зоотехника центральной фермы. Но душа Алексея рвалась в действующую армию, на фронт.
Работая в совхозе, молодой зоотехник ломал голову как ему уйти на военную службу. В один из дней Кочурин отпросился у директора совхоза в г. Ирбит, где состоял на военном учете. Вернулся с повесткой о явке в горвоенкомат для призыва в Красную Армию. Директор его раскусил: «Что-то подобное я от тебя и ожидал!». Проводить Алексея Кочурина вышли все работники совхоза – на военную службу уезжал последний мужчина призывного возраста.
Эшелон увез Алексея на запад, в Ленинградскую область, где он несколько месяцев участвовал в эвакуационных мероприятиях автоприцепного завода в городе Лодейное Поле. Впоследствии, в конце 1941 года, Кочурин был направлен в г. Свердловск для учебы на курсах радиотелеграфистов. С этого момента и началась его военная карьера.
Из воспоминаний полковника в отставке А.А.Кочурина:
«В январе 1942 года последовала команда об отправке новоиспеченных радистов на фронт. Я и мои товарищи были уже неплохо подготовлены: бойко работали на ключе и принимали морзянку на слух, умели вести оперативную документацию, разбирались в материальной части рации.
Помню как мы, группа радистов в 40 человек, под командованием командира роты Александрович – женщины со стальным характером, шагали по улицам Свердловска на вокзал. Я поймал на себе ее взгляд и спросил: «Интересно, а придется ли нам еще когда-нибудь побывать в Свердловске?». Александрович как-то тепло на меня посмотрела и, видимо, понимая, что этот вопрос не только мой, громко ответила: «Я даже не сомневаюсь. Все вы вернетесь в этот город Победителями!».
«Биение на низкой ноте»
Однако первые дни фронтовой жизни разрушили все юношеские иллюзии о скорой победе в войне. Кочурин вместе с группой радистов круглосуточно обеспечивал связью 41-ю общевойсковую армию Калининградского фронта. Дежурный офицер регулярно выдавал молодым радистам для передачи шифровальные телеграммы. В схеме связи значились пять корреспондентов, пять дивизий и воинских частей, которым радисты телеграфировали приказы и распоряжения командования. В один из дней Кочурин заподозрил неладное.
Из воспоминаний полковника в отставке А.А. Кочурина:
«В эфире прослушивается работа многих станций, но советские радиостанции работают на высоких тонах, пиликают. Немецкие радиостанции имеют низкий тон звучания, звук такой словно волокут ржавое железо. Я внимательно заслушал запрос и пришел к выводу, что меня вызывает немец, так как тональность звучания характерна для рации противника. Так называемое биение на низкой ноте.
Кочурин незамедлительно сообщил об этом дежурному, но тот лишь отмахнулся, сказав, чтобы беспокойный радист не паниковал и продолжал поддерживать связь с этим корреспондентом. Через некоторое время дежурный все же подошел к радисту, надел наушники, нервно прослушал радиограмму и заорал: «Рядовой, вы работаете с противником. А знаете, что бывает за это в боевой обстановке? Я вас арестовываю. Сдать дежурство!». Для Кочурина пушечным громом прозвучали эти слова. Ведь молодой радист именно по распоряжению дежурного продолжил передавать в эфир радиограммы. Действовал исключительно по инструкции.
У Кочурина забрали документы и карабин, вывернули карманы и посадили под охрану часового. Однако за молодого солдата заступился начальник связи армии полковник Фролов. Он объявил, что раз радист Кочурин способен «по почерку» отличить советскую радиостанцию от немецкой, то наказывать его не стоит. Вскоре судьба дала шанс Кочурину проявить себя в работе. Он «поймал» долгожданный позывной нашей группы из немецкого тыла. Благодаря этому событию, Алексей Арсентьевич получил должность старшего радиста.
До 1943 года Кочурин проходил службу на Калининградском фронте, обеспечивая связью советское командование. В этом же году он был направлен на курсы среднего политсостава в г. Мензелинск (Московский военный округ).
В 1944 году его судьба совершила еще один виток – Кочурину предложили стать сотрудником опергруппы Управления контрразведки «СМЕРШ» 1-го Украинского фронта – легендарной спецслужбы, навсегда оставившей след в мировой истории».
«Дело Дубинского или «иудин поцелуй»
Из воспоминаний полковника в отставке А.А.Кочурина:
«В начале 1945 года, будучи оперуполномоченным Управления контрразведки «СМЕРШ» 1-го Украинского фронта, я выполнял боевое задание – вел поиск вражеских агентов-наблюдателей за передвижением войск на наших коммуникативных объектах. В один из дней на железнодорожной станции увидел группу людей, из которой грубо вытолкнули вперед тучного мужчину лет за пятьдесят. Толпа кричала, улюлюкала и свистела:
– Мы привели на суд предателя, который выдавал гестапо патриотов Родины, а фашисты их вешали!
Это был преступник Дубинский. Именно по такому принципу, используя заявительские материалы, сотрудники «СМЕРШ» выявляли лиц, скомпрометировавших себя сотрудничеством с немцами. Мы использовали энтузиазм людей, у которых кипела кровь от мук и страданий, перенесенных во время войны.
Дело Дубинского передали мне. Для меня – начинающего оперативного работника – оно оказалось поучительным, но далеко не простым.
История предателя такова. Еще в Первой мировую войну в Галиции Дубинский добровольно ушел к немцам, так как вера – баптизм, которую он исповедовал с детства, подвергалась преследованиям на территории Российской Империи. В рамках кампании борьбы с «немецким засильем» на территории России, Украины, Белоруссии и Прибалтики были запрещены немецкие баптистские организации и школы, из страны высланы миссионеры и пресвитеры. Несколько лет Дубинский прожил в Германии, за это время приобщился к немецкой культуре, примкнул к немецкой баптистской организации, которая поддерживала власть практически во всех ее начинаниях. В 30-е годы протестанты стали надежной поддержкой для партии национал-социалистов во главе с Адольфом Гитлером. После победы нацисткой партии на выборах протестантские церкви вывешивали свастики прямо в храмах.
В начале Великой Отечественной войны Дубинский был заброшен на территорию Поволжья в качестве немецкого агента. Ему удалось поступить на военную службу в строительную роту Рабоче-крестьянской Красной Армии. Став старшиной этой роты, Дубинский на одном из участков фронта «не моргнув глазом» сдал ее вражескому парашютному десанту.
После этого Дубинский остался на оккупированной территории и стал разъездным агентом, перемещавшимся из одного немецкого лагеря в другой. Побудет Дубинский в каком-нибудь лагере месяц-другой и многое узнает: кто из советских пленных настроен патриотически и ждет прихода Красной Армии, кто скрыл, что он коммунист. Работал Дубинский артистически. Не раз бывало: организует протест пленных против плохой пищи или тяжелой работы – охрана устроит избиение участников, многих побросают в карцер. Не избежит этого и Дубинский. Не беда, если ему надают тумаков – у него под полосатой курткой надет ватный жилет. Своим участием в выступлении против лагерных порядков он только поднимает свой авторитет среди военнопленных. А им невдомек, что гибель на виселице нескольких товарищей – прямая вина Дубинского. Агента в другой лагерь гестаповцы переводят, а на плацу уже безжалостно вешают неугодных советских военнопленных.
После задержания обо всем этом Дубинский рассказывал просто, почти доверительно, цинично ссылался на веру, дескать, все, что он делал, вере угодно, ведь у Гитлера власть от Бога. Предательства он не совершал, сдача в плен не противоречит вере. Вера не позволяет брать в руки оружие, освобождает от участия в войне. Что касается лагерных грехов – их надо доказать.
Весь его облик, как и дела его, противен: прищуренный глаз, подобострастное течение речи, прилизанный пробор редких волос на голове – не подумаешь, что перед тобой слуга гестапо и душегуб».
Проверки преступной деятельности Дубинского проводились с особенной тщательностью. По этому делу нашей оперативной группой проводились сложнейшие расчеты и фильтрационные мероприятия, опрашивалось как можно большее количество людей для того, чтобы сложилась полная картина преступлений предателя.
В итоге преступная деятельность Дубинского была раскрыта, за предательские действия он был предан суду военного трибунала. Все-таки есть в этом мире расплата за подлость!
10 июня 1945 года 1-й Украинский фронт был расформирован. Оперативная группа, в которой служил Кочурин, была направлена в Управление контрразведки вновь образованной Центральной группы советских войск в Австрии».
Продолжение воспоминаний полковника в отставке А.А.Кочурина следует.
По материалам Управления Федеральной службы безопасности по Центральному военному округу
